Перемены

    Отставному генералу Голиафу Матвеичу Люрков-Зергскому вот уже пять минут страсть как хотелось пельменей. Хотелось их ему с наваристым бульоном, соевым соусом, горячих, и немедля. Однако приглашённые гости всё не шли.
    Он закрыл глаза и некоторое время думал ислкючительно об этом интереснейшем предмете. Глубокая тарелка с добрую супницу, переполненная великолепными пельменями, нагло витала над его лысиной, пилотируемая возбуждённым воображением генерала, она летала себе, покачиваясь, и распространяла такие аппетитные испарения, что нос Голиафа Матвеича над благородными усами его невольно подавался вперёд, хищно подёргиваясь.
    - Нет, это решительно невозможно терпеть, - пробормотал генерал, грузно поднимаясь со скрипнувшего кресла. За стеной звякала посуда, слышно было, как Марфа шипит на путающуюся под ногами Жучку. - Экая подлость! Приказал уху, а мерещатся какие-то пельмени!
    Наконец в прихожей раздался колокольчик и вошли сразу двое - штабс-капитан Рашев, осанистый молодой человек в поношенном, но отлично сидящем мундире, и уездный доктор Батлов, по обыкновению запуганно озирающийся, словно кто-то или что-то в окружающей обстановке причиняло ему чрезвычайное неудобство.
    - А вот и гости дорогие, - хозяин потирал руки в предвкушении. - Марфа, подавай! Однако, четверть третьего... Припоздали! Припоздали, да! Вы бы сняли пиджачок, Виктор Андреич! Жара-то какая, а вы в пиджачке!
    - Виноваты, ваше превосходительство! - ревел Рашев. - Пришлось мне по хозяйству Батлова вашего отлучить, непреднамеренно-с!
    Со стороны может показаться странным, что простой штабс-капитан имеет хождение к отставному хотя бы генералу, однако при благоприятных обстоятельствах и не такой факт допустить можно. Присутствие младшего чина льстило Голиафу Матвеичу и присовокупляло ему важности; характер Рашев имел задорный, добродушный, и, надо сказать, был превосходный рассказчик. Кроме того, одних только SCV у него имелось триста душ. Бог знает, какие афёры стояли у истоков его благосостояния. Поговаривали, что живёт он с доходов от залежей минералов в своём имении, что в Корпульской губернии, однако все эти подробности не интересуют провинциальное общество покуда человек хороший. Рашев имел виды на Аню, дочку Люрков-Зергского от второго брака, девушку в высшей степени образованную и добродетельную, и генерал, не видя по соседству лучшей пары, всячески поощрял это стремление.
    Пользуясь отсутствием дам, Рашев принялся рассказывать столичный анекдот - судя по началу, из презабавных, - но тут вошли ещё двое, вдова заместителя губернатора по ведомственной части Иридиада Дмитриевна Скурджева, сухая, стройная дама лет сорока пяти, да приземистый, краснощёкий дьякон Игнат Самойлович Фотонкин, и штабс-капитану пришлось сменить тему на более приличествующую. Спустилясь и Аня, очень миловидная блондинка девятнадцати лет, болезненно-бледноватая и тихая. Все поприветствовали друг друга, пожаловались на погоду и принялись за еду.
    На обед была стерляжья уха, селянка и варёная телятина. Рашев и Голиаф Матвеич, люди военные, суровые, налегли на водку. Впрочем, и Игнат Самойлыч не отставал. Очень скоро за столом стало шумно и весело. Разговор, по традиции, пошёл на военные темы, а именно об переменах в армейских порядках.
    - ...Саблю обнажил и четырёх бесьёв разом, верите-с, разом! - басил Рашев. - Так с голой саблей до первого экспанда - раз-два, раз-два! Вот так-то! И солдат ко мне уважение имел! Встанешь часиков в пять-шесть - по-о бункерррам! Глядь - уже и сидят все, дымок из бойницы курится...
    - Да! - кивал отставной генерал, подливая и себе, и штабс-капитану. - Да, согласен совершенно! Это сейчас понавводили, распустились! Я человек склада старого! Медсёстры, валькирии у них!
    Аня, до сих пор сидевшая молча, вспыхнула.
    - Медсёстры это такие женшины, папа! - звонко проговорила девушка, вскидывая прелестную головку. Право же, хороша она была в этот момент! - Очень я их уважаю, за их смелость!
    - Аня, Аня... - генерал побагровел, кинул вилку в свою телятину и хватил водки. В обеденной воцарилось молчание. Рашев углубился в селянку. - Я, ежели хочешь знать, вообще твёрдо убеждён,что приличной девушке и петь-то не положено! О чём порядочной девице петь, ну? Что она такого испытала? Вот уважаемая наша Иридиада Дмитриевна может петь, это милости просим, романсы там... потому как вдова!
    Вдова Скурджева неопределённо улыбалась.
    - Медсёстры... - продолжал генерал, - не медсёстры никакие, а просто обязанностями своими прямыми манкируют женскими! Вот голиафы, к примеру, ещё куда ни шло, понимаю! Я сам, бывало, на голиафе... Ага... Механик мой, Илья-шельмец, кричит - рессора горит правая! А я что? Скидывай, говорю, рессору, ещё пять вёрст прошагаем, по ровному коль... А валькирии - тьфу! Воздух берёт, а землю, значит, никак. Толк тогда в тебе какой, польза? Вот уж какие порядочки пошли! К земле надо быть ближе, к земле! Это вам любой мужик скажет. Земля она мать...
    На секунду генералом овладевает конфуз, стыдливость за охватившую его эмоцию. В поисках поддержки он глядит на Рашева, но взор того безучастен и затуманен, направлен, кажется, внутрь себя, в самую душу. Да и у дьякона вид прескучнейший.
    - Ч-чёрт знает что, - ворчит Голиаф Матвеич. расстёгивая ворот. Батлов то судорожно возит салфетку в подливе, то принимается с мукой глядеть на сверкающую очами Аню. -Вы ешьте, Виктор Андреич... Ешьте!... Игнат Самойлыч, красненького? Все эти идеи... - отставной генерал заворочался на стуле, словно желая неприлично о спинку почесаться, - спасенья нет, душно мне от них! Собрать их в кучу и бомбу сверху, таково моё мнение. А у меня и орден между прочим имеется!
    Все присутствующие это хорошо знали.
    Обед закончился, и гости направились в гостиную. По просьбе разомлевшего Рашева Аня два раза сыграла "К Элизе", после чего поднялась к себе. Ушла вдова Скурджева, сославшись на мигрень, за ней поспешил дьякон, не переставая благодарить и приглашать к завтрашней обедне. Оставшееся мужское общество село за карты. "Штатский он штатский и есть," - объяснял генерал Рашеву, клюя носом над крестовой дамой.
    На следующее утро он обнаружил у себя на столе записку следующего содержания:
    "Милый папенька! Этой ночью я бежала с доктором Батловым, чтобы примкнуть к рядам медсестёр. Поздно останавливать меня - в то время как ты читаешь эти строки, шаттл уже несёт меня на Браксис. Не отчаивайся и не горюй; действие это обдуманнное, мысль давно зрела в душе моей, ей я отдала сердце, ей же готова посвятить жизнь свою, и вот, решилась - от судьбы не уйдёшь. Я знаю, ты поймёшь и простишь любящую дочь твою.
    Анечка."

© OverDyPb